Анна Ахматова — Сжала руки под темной вуалью: Стих. Ахматова о любви

Каждый стих Анны Андреевны Ахматовой касается тончайших струн человеческой души, хотя автор не использует много средств выразительности и фигур речи. "Сжала руки под темной вуалью" доказывает, что поэтесса могла сказать о сложном довольно простыми словами, доступными каждому. Она искренне верила, что чем проще языковой материал, тем более чувственными, яркими, эмоциональными и жизненными становятся ее стихотворения. Судите сами...

Особенности лирики Ахматовой. Тематические группы

А. А. Ахматова гордо называла себя поэтом, она не любила, когда к ней применяли наименование "поэтесса", ей казалось, что это слово умаляет ее достоинства. И действительно, ее произведения встают в один ряд с трудами таких грандиозных авторов, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Блок. Как поэт-акмеист, А. А. Ахматова уделяла большое внимание слову и образу. В ее поэзии было мало символов, мало образных средств. Просто каждый глагол и каждое определение подбиралось с особой тщательностью. Хотя, конечно, Анна Ахматова уделяла большое внимание женской проблематике, то есть таким темам, как любовь, замужество, Было немало стихов, посвященных друзьям-поэтам, теме творчества. Также Ахматова создала несколько стихотворений о войне. Но, безусловно, основная масса ее стихов - о любви.

Стихи Ахматовой о любви: особенности трактовки чувства

Практически ни в одном стихотворении Анны Андреевны любовь не была описана как счастливое чувство. Да, она всегда сильная, яркая, но роковая. Причем трагический исход событий может быть продиктован разными причинами: несоответствием ревностью, изменами, безразличием партнера. Ахматова о любви говорила просто, но в то же время торжественно, не умаляя значения этого чувства для любого человека. Часто ее стихи событийны, в них можно выделить своеобразный Анализ стихотворения "Сжала руки под темной вуалью" подтверждает эту мысль.

К разряду любовной лирики можно отнести и шедевр под названием "Сероглазый король". Здесь Анна Андреевна говорит об адюльтере. Сероглазый король - возлюбленный лирической героини - погибает случайно на охоте. Но поэтесса немногозначно намекает на то, что к этой смерти приложил руку муж этой самой героини. И так перкрасно звучит окончание стихотворения, в котором женщина смотрит в глаза своей дочери, цвета... Казалось бы, банальную измену Анна Ахматова сумела вознести до глубокого поэтического чувства.

Классический случай мезальянса изображает Ахматова в стихотворении "Ты письмо мое, милый, не комкай". Героям этого произведения не дано быть вместе. Ведь ей все время приходится быть для него никем, лишь незнакомкой.

"Сжала руки под темной вуалью": тема и идея стихотворения

В широком смысле темой стихотворения является любовь. Но, если конкретизировать, то речь идет о расставании. Идея стихотворения в том, что любящие часто совершают какие-то поступки сгоряча и не обдумав, а потом жалеют об этом. Также Ахматова говорит о том, что любимые иногда проявляют видимое равнодушие, в то время как в душе у них - самая настоящая буря.

Лирический сюжет

Поэтесса изображает момент расставания. Героиня, выкрикнувшая ненужные и обидные слова своему возлюбленному, спешит за ним по ступеням, но, догнав, уже не может его остановить.

Характеристика лирических героев

Без характеристики лирического героя невозможно сделать полноценный анализ стихотворения. "Сжала руки под темной вуалью" - произведение, в котором фигурируют два персонажа: мужчина и женщина. Она наговорила глупостей сгоряча, напоила "терпкой печалью". Он - с видимым равнодушием - говорит ей: "Не стой на ветру". Ахматова не дает другой характеристики своим героям. За неё это делают их поступки и жесты. Это характерная особенность всей ахматовской поэзии: не говорить о чувствах напрямую, а использовать ассоциации. Как ведет себя героиня? Она сжимает руки под вуалью, она бежит так, что не касается перил, что свидетельствует о величайшем напряжении душевных сил. Она не говорит, она кричит, задыхаясь. А у него на лице вроде бы нет никаких эмоций, но рот искривился "мучительно", что свидетельствует о том, что лирическому герою не все равно, его равнодушие и спокойствие - показные. Достаточно вспомнить стих "Песня последней встречи", где также ничего не говорится о чувствах, но выдает внутреннее волнение, глубочайшее переживание обычный, казалось бы, жест: героиня надевает перчатку с левой руки на правую руку.

Анализ стихотворения "Сжала руки под темной вуалью" показывает, что свои стихи о любви Ахматова строит как лирический монолог от первого лица. Поэтому многие ошибочно начинают отождествлять героиню с самой поэтессой. Этого делать не стоит. Благодаря повествованию от первого лица стихи становятся более эмоциональными, исповедальными и правдоподобными. Кроме того, Анна Ахматова часто использует прямую речь как средство характеристики своих героев, что также добавляет ее стихам живости.

English: Wikipedia is making the site more secure. You are using an old web browser that will not be able to connect to Wikipedia in the future. Please update your device or contact your IT administrator.

中文: 维基百科正在使网站更加安全。您正在使用旧的浏览器,这在将来无法连接维基百科。请更新您的设备或联络您的IT管理员。以下提供更长,更具技术性的更新(仅英语)。

Español: Wikipedia está haciendo el sitio más seguro. Usted está utilizando un navegador web viejo que no será capaz de conectarse a Wikipedia en el futuro. Actualice su dispositivo o contacte a su administrador informático. Más abajo hay una actualización más larga y más técnica en inglés.

ﺎﻠﻋﺮﺒﻳﺓ: ويكيبيديا تسعى لتأمين الموقع أكثر من ذي قبل. أنت تستخدم متصفح وب قديم لن يتمكن من الاتصال بموقع ويكيبيديا في المستقبل. يرجى تحديث جهازك أو الاتصال بغداري تقنية المعلومات الخاص بك. يوجد تحديث فني أطول ومغرق في التقنية باللغة الإنجليزية تاليا.

Français: Wikipédia va bientôt augmenter la sécurité de son site. Vous utilisez actuellement un navigateur web ancien, qui ne pourra plus se connecter à Wikipédia lorsque ce sera fait. Merci de mettre à jour votre appareil ou de contacter votre administrateur informatique à cette fin. Des informations supplémentaires plus techniques et en anglais sont disponibles ci-dessous.

日本語: ウィキペディアではサイトのセキュリティを高めています。ご利用のブラウザはバージョンが古く、今後、ウィキペディアに接続できなくなる可能性があります。デバイスを更新するか、IT管理者にご相談ください。技術面の詳しい更新情報は以下に英語で提供しています。

Deutsch: Wikipedia erhöht die Sicherheit der Webseite. Du benutzt einen alten Webbrowser, der in Zukunft nicht mehr auf Wikipedia zugreifen können wird. Bitte aktualisiere dein Gerät oder sprich deinen IT-Administrator an. Ausführlichere (und technisch detailliertere) Hinweise findest Du unten in englischer Sprache.

Italiano: Wikipedia sta rendendo il sito più sicuro. Stai usando un browser web che non sarà in grado di connettersi a Wikipedia in futuro. Per favore, aggiorna il tuo dispositivo o contatta il tuo amministratore informatico. Più in basso è disponibile un aggiornamento più dettagliato e tecnico in inglese.

Magyar: Biztonságosabb lesz a Wikipédia. A böngésző, amit használsz, nem lesz képes kapcsolódni a jövőben. Használj modernebb szoftvert vagy jelezd a problémát a rendszergazdádnak. Alább olvashatod a részletesebb magyarázatot (angolul).

Svenska: Wikipedia gör sidan mer säker. Du använder en äldre webbläsare som inte kommer att kunna läsa Wikipedia i framtiden. Uppdatera din enhet eller kontakta din IT-administratör. Det finns en längre och mer teknisk förklaring på engelska längre ned.

हिन्दी: विकिपीडिया साइट को और अधिक सुरक्षित बना रहा है। आप एक पुराने वेब ब्राउज़र का उपयोग कर रहे हैं जो भविष्य में विकिपीडिया से कनेक्ट नहीं हो पाएगा। कृपया अपना डिवाइस अपडेट करें या अपने आईटी व्यवस्थापक से संपर्क करें। नीचे अंग्रेजी में एक लंबा और अधिक तकनीकी अद्यतन है।

We are removing support for insecure TLS protocol versions, specifically TLSv1.0 and TLSv1.1, which your browser software relies on to connect to our sites. This is usually caused by outdated browsers, or older Android smartphones. Or it could be interference from corporate or personal "Web Security" software, which actually downgrades connection security.

You must upgrade your web browser or otherwise fix this issue to access our sites. This message will remain until Jan 1, 2020. After that date, your browser will not be able to establish a connection to our servers.

«Сжала руки под темной вуалью...» (1911)

Сборник «Вечер» открывался стихотворением, в названии ко-|<>рого была обозначена его главная тема - «Любовь». Ожидание чувства, мгновения встреч, разлука, воспоминания - переживания, исполняющие внутренний мир лирической героини Ахматовой. Каждое из них субъективно, камерно и в то же время необычайно шачимо, так как пробуждает душу к жизни:

То в инее ярком блеснет, Почудится в дреме левкоя... Но верно и тайно ведет Or радости и от покоя...

(«Любовь», 1911)

Стихотворение «Сжала руки под темной вуалью...» -одна из первых в сборнике миниатюр, в которых детально обрисовываются эпизоды жизни и любви героини. Их конкретика напоминает дневниковые записи («В пушистой муфте руки холодели...», «На столе забыты//Хлыстик и перчатка...», «Три в столовой пробило...», «Я сошла О ума, о мальчик странный,//В среду, в три часа!..», «Я на правую руку иадела//Перчатку с левой руки...»). Данное стихотворение тоже начи­нается с такой детали: «Сжала руки под темной вуалью...»

Ключевые детали несут двойную смысловую нагрузку: не только фиксируют ситуацию, но и передают психологический настрой лирической героини, отражение которого и является художествен­ной целью стихотворения. Так, в данной миниатюре любовь пред­стает трагическим переживанием, полным неразрешимых противоречий («...Уйдешь, я умру» - «...я терпкой печалью//Напоила его допьяна», «Он вышел, шатаясь» - «Улыбнулся спокойно...»). Она заполняет внутренний мир героев, о ней свидетельствуют их черты («Отчего ты сегодня бледна?», «Искривился мучительно рот...»). Но она не приносит счастья, так как каждый из влюбленных не в сшит I докричаться до любимого («Задыхаясь, я крикнула: «Шутка//всё, что было...»), добиться понимания, сочувствия. Психологическое переживание, благодаря обрисовке драматичного эпизода, приобретает обобщенный смысл: в стихотворении отражено не минутное I настроение, а вечная трагедия рейсовой разъединенности людей.


Образные антитезы находят соответствие и на уровне фоники, инструментовка стихотворения строится на основе аллитерационных звуков «р» - «л»:

Как забуду? Он вышел, шатаясь. Искривился мучительно рот... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за 1гим до ворот.

Два контрастных по эмоциональной окраске сонорных звука пронизывают все три строфы, создавая впечатление раскачивающихся весов, склоняющихся то к плавному, меланхоличному «л» (что особенно заметно в рифмах первой строфы: «вуалью» - «печалью»), то к раскатистому, тревожному «р». Рифмы с «р» («умру», «на ветру») венчают стихотворение, подчеркивая трагическую бе­зысходность в настроении лирической героини.

(первый вариант «Когда в тоске самоубийства...» -1917, окончательный текст -1921)

События 1917 г. стали для Ахматовой новой «горькой» вехой и истории страны. Одной из первых она увидела начало «грозных обстоятельств» уже в февральской революции (Коротко о себе. 1965). Будучи в это время в Петрограде, она, несмотря на стрельбу, ходила по городу, наблюдая за происходящим и впитывая новые впечатления. В ее поззии современность предста­вала «Смутным и тревожным часом», когда страна продолжала жить, «как при Екатерине», «скучая на островах» и в театре, забыв о том, как, «своих пугаясь стонов,//В тоске смертельной мечется толпа» («В каждых сутках есть такой...», «Течет река неспешно по долине...», «Теперь прощай, столица...», «И целый день, своих пугаясьстонов...» - все 1917 г.).

В сентябре 1917 г. вышел третий сборник Ахматовой «Белая стая». Вспоминая о времени, когда он появился, Ахматова писала в автобиографии : «Транспорт замирал - книгу нельзя было послать даже в Москву... Журналы закрывались, газеты тоже... Голод и разруха росли с каждым днем» («Коротко о себе»). Стихотворения, вошедшие в ее следующие книги («Подорожник», 1921; «Anno domini» («В лето господне»), 1921-1922), отразили перемены в мировосприятии автора, вызванные «болью поражений и обид», и в то же время подтвердили внутреннюю закономерность пути поэта.

В лирической героине стихотворения «Мне голос был. Он звал утешно...» видно новое воплощение пушкинского «пророка». Снова, как в ранней миниатюре «Смуглый отрок бродил по аллеям...», «столетие» разделяет поэтов. В 1817 г. написана ода «Вольность», на которую как на источник реминисценции указывает и восьми­стишие в первой строфе стихотворения Ахматовой, повторяющее (неточно) пушкинскую строфу, и размер обоих произведений (че­тырехстопный ямб), и сходство в некоторых опорных образах. Образ «стыда» в оде Пушкина повторяется два раза:

Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу...

Ты ужас мира, стыд природы...

О стыд! о ужас наших дней! Как звери, вторглись янычары!.. Падут бесславные удары... Погиб увенчанный злодей...

У А. Ахматовой это одно из важных понятий в характеристике современной России:

Я кровь от рук твоих отмою, Из сердца выну черный стыд...

Благодаря пушкинской реминисценции проясняется, что же стало новым «ужасом наших дней», «стыдом природы». В оде «Вольность» для лирического героя равно неприемлемы и «тиран», и «убийцы», насилие «на тронах» и в народных «бурях», вслед за которыми всегда слышен «Клии страшный глас» (муза истории), вещающий новое «рабство». Революция включается в цепь из трагических бед России, ее «поражений и обид», повторяющихся живой неизбежностью и вызывающих желание «оставить» этот мир, эту несчастную страну «навсегда».

«Голос», несущий утешение, «звал» оставить Россию, превращающуюся в пустыню, «край глухой», суля дать «новое имя» лирической героине. Она оказывается на «перепутье», как и герой другого пушкинского стихотворения, увидевший «в пустыне мрачной» явление «шестикрылого серафима» и услышавший «Бога глас», дав­ший ему «новое имя» пророка:


«Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».

(«Пророк», 1826)

Лирическая героиня А. Ахматовой слышит не «Бога глас», а «речь недостойную», «голос» искусителя, призывающего «осквер­нить» себя предательством, бросить Россию в «крови», в грехе, после «поражения» в очередной исторической схватке. «Обиды» лириче­ской героини неотделимы от бед «своего края», их не утолит забвение. Эти «строки печальные», как в пушкинском «Воспоми­нании» (1828), нельзя «смыть» ни слезами, ни временем, нельзя «покрыть» «новым именем», тем более что в контексте ахматовского стихотворения это имя Иуды.

Пушкинский «пророк», благодаря чудесному превращению, «в пустыне мрачной» услышал «шум и звон», узнал, что только «муд­рое», пламенное слово может найти отзвук в «сердцах людей». «Пророк» , не найдя понимания у «ближних», возвратился в «пустыню», где «покорна» ему вся «тварь... земная», Хранящая «завет предвечного». Для лирической героини А. Ахма­товой, как и для пушкинского героя, пустыня наполнена страданием И жизнью, у нее есть «имя», история, в которой участвуют совре­менники, чей «скорбный дух» - наследие прошлого. Сознание своей роли продолжателей традиции и дает спокойствие в испыта­ниях, пророческое знание о грядущем.

Реминисцентный фон, торжественная ритмика четырехстопно­го ямба дополняют одическую интонацию стихотворения. Воспе­вание стойкости, мужества, достоинства, верности является ответом и на искушение, и на исторический вопрос о судьбе России. «Горестным обстоятельствам» противостоит русский национальный Характер, «скорбный дух», непобедимый внешним миром.

«Не с теми я, кто бросил землю...» (1922)

В стихах А. Ахматовой послереволюционных лет все более Сметным становится мотив избранничества, возвышение тех, кого: В кругу кровавом день и ночь Долит жестокая истома...

(«Петроград, 1919»)

Над ними «Черной смерти... крыло», вокруг «Все расхищено, Предано, продано»: «развалившиеся грязные дома», «голодная тос­ка», но именно им («нам») суждено увидеть «чудесный», «небыва­лый», «от века желанный» свет («Все расхищено, предано, Продано...», 1921).

Особый трагизм мироощущению А. Ахматовой в этот период Придает тяжелое личное переживание - 25 августа 1921 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности был расстрелян. Несмотря на то что их брак закончился разводом в 1918 г., образ «друга», «милого» в лирике А. Ахматовой на протя­жении всего творческого пути зачастую имел основанием именно Личность первого мужа. Сознавая его значение как поэта, она всю Жизнь занималась биографическими и историко-литературными Исследованиями, относящимися к его творчеству.

В стихотворении «Не с теми я, кто бросил землю...» образ родины создан в «кровавых», «черных» тонах: «глухой чад пожара», гибель, «удары». Но «темна» и дорога тех, «кто бросил землю». Усилен мотив Их вины: они оставили ее «на растерзание врагам». Но лирическая героиня испытывает к ним не гнев, а жалость:

Вечно жалок мне изгнанник, Как заключенный, как больной.

«Странники» остаются одинокими на «чужой» земле и выпадают Из цепи поколений, создающих русскую историю. Они обречены На забвение «в оценке поздней», а в настоящем их жизнь горька,

Как «полынь».

Лирическая героиня «не с теми... кто бросил землю», она

остается

Здесь, в глухом чаду пожара

Остаток юности губя...

В этом выборе - следование той концепции, которая выражена В «Цицероне» Тютчева (1830)-стихотворении, реминисценции из Которого были характерны в послереволюционный период для самых разных авторов. Немногие, как А. Ахматова, видели в «гроз­ных обстоятельствах» революции «высокие зрелища», «пир» богов, на который «всеблагие» «призвали» того, «кто посетил сей мир//В его минуты роковые». Лирическая героиня ахматовского стихотво­рения, не отклоняя от себя «ни единого удара» судьбы, становится участницей трагедии, полной высоких страстей и самопожертвова­ния. Однако стилистика стихотворения иная, чем у Тютчева: в образности отсутствует поэтизация, в интонации нет одической торжественности, используется сниженная, бытовая, «грубая» лек­сика («бросил землю», «грубая лесть», «жалок...//Как заключенный, как больной», «хлеб чужой»). В композиционном построении также проявляется стремление автора «снять» трагическую патетику. В первой и третьей строфах характеризуются полярные позиции, каждая из которых - отражение трагедии времени, а во второй и четвертой напряжение снимается. Трагедия стала будничной реаль­ностью. И ее герои уже не тютчевские «собеседники» богов, «зри­тели» их «совета», подобные «небожителям», а люди, «остаток юности» которых пришелся на «минуты роковые». Образ стал более конкретным, в нем появилось эпическое содержание, отражение действительных черт и событий. В то же время лирические «песни» становятся той божественной «чашей», из которой и они, вслед за тютчевскими героями, пьют «бессмертие »:

И знаем, что в оценке поздней Оправдан будет каждый час... Но в мире нет людей бесслезней, Надменнее и проще нас.

В патриотической лирике Ахматовой и в дальнейшем сохраня­ется следование тем двум тенденциям, которые представлены в стихотворениях послереволюционных лет - понимание происхо­дящего как трагедии, требующей от современников героизма, му­жества и высоких помыслов, и стремление выразить любовь к родине в «простых», реальных образах.

«Мужество» (1942)

Великая Отечественная война застала Ахматову в Ленинграде. Через некоторое время она эвакуировалась в Москву, затем в Ташкент. В 1944 г. вернулась в разрушенный Ленинград. Во время войны, вспоминала Ахматова: «Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам».

Стихотворение «Мужество» вошло в цикл «Ветер войны» (1941 - 1945). В цикле богатая эмоциональная палитра -от бытовых за­рисовок до народной «клятвы» и панихидного плача. В образе лирической героини важнейшей характеристикой является ее слит­ность с народом, с историей страны:

Мы детям клянемся, клянемся, могилам, Что нас покориться никто не заставит! («Клятва», 1941)

Она олицетворяет душу родины, для нее нет «Ни плохих, ни хороших, ни средних», все - «детоньки», в каждом она видит своего ребенка». В то же время обобщенный взгляд на события сочетается К очень личным ощущением боли:

А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.

Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,

А крикнуть на весь мир все ваши имена! («А вы, мои друзья последнего призыва...», 1942)

Стихотворение «Мужество» - гимн силе духа тех, кто, оказав­шись захвачен исторической волной, не утратил представления об истинных, вневременных ценностях. За «великое русское слово» народ готов заплатить высшую цену - остаться без крова, «под пулями мертвыми лечь», так как это понятие выражает суть наци­ональной души, которую современники великих событий должны передать «внукам» такой же «свободной и чистой», какой получили от предков:

Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово... Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем...

Утверждение скрепляется заключительным аккордом, напоми­нающим окончание молитвы: «Навеки!» Вечной предстает борьбп «смертных сердец» и у Ахматовой, и в стихотворении, являющемся для «Мужества» реминисцентным фоном,-в «Двух голосах» (1850) Тютчева. Напоминает о нем уже ритмика - все нечетные и десятая строчки ахматовского стихотворения написаны четырехстопным амфибрахием, как у Тютчева.

Но самое главное - это тематическая и образная близость. В стихотворении Тютчева слышны два спорящих между собой «голо­са», один из которых противопоставляет земному взгляду на жизнь людей («Для них нет победы, для них есть конец») романтическое возвышение «непреклонных сердец»:

Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком, Тот вырвал из рук их победный венец.

А. Ахматова, создавая образ «час мужества», основывалась на тютчевском призыве, обращенном ко всем «смертным»:

Мужайтесь, о друга, боритесь прилежно, Хоть бой и неравен...

Как бой ни жесток...

У А. Ахматовой образ мужества имеет конкретную характери­стику, он тесно связан с современностью, в нем прославлены самоотверженность защитников родины и великие ценности народ­ного духа. В отличие от призывной, наставительной интонации тютчевского «голоса», лирическая героиня ахматовского стихотво­рения ощущает себя одной из «совершающих» подвиг, вступающих в «бой», созидающих судьбу своего отечества. Этим обусловлена форма клятвы от первого лица:

Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет...

Благодаря тому, что героиня выражает не философский вывод, а личное ощущение, роднящее ее со всем народом, образ приобре­тает реалистическое звучание, как и героический пафос клятвы. Обещание «сохранить» русское слово, «спасти» родину не является романтическим преувеличением, оно исходит из глубин националь­ного духа, его значительность подтверждена мыслью Мотив истории воплощен в обращении к будущему («внукам, к вечности. Завершающий возглас («Навеки!»), образую­щий одностопную строчку в вольном амфибрахии стихотворения, в связи с ритмическим ожиданием повторяется в сознании читателя, усиливая утверждающую интонацию, продлевая звучание строфы и устанавливая ее проекцию в бесконечность.

«Приморский сонет» (1958)

1950-е годы - время подведения итогов столь редкой в русской литературе долгой и плодотворной жизни поэта. Ахматова, заключая своою автобиографию, писала: «Я не переставала писать стихи. Для Меня в них - связь моя со временем...» Это относится прежде всего к патриотической лирике, к осознанию своего места в становлении национального характера. Но ощущение времени у лирической героини А. Ахматовой особое -она живет не только в современ­ности, но и в истории, и в вечности. В связи с этим, подводя итоги, она воспринимает свое земное существование как этап мировой

«Приморский сонет» входил в неизданный сборник «Нечет» (1936-1946), ставший впоследствии одним из разделов «Седьмой книги». Стихотворение воплощает такую твердую форму, как сонет французского типа. Его лирическая героиня необычайно остро ощущает временность, мгновенность своей жизни:

Здесь все меня переживет,

Все, даже ветхие скворешни...

«Воздух вешний» тоже навевает мысли о близком конце, о невозможности новой «весны», о необратимости времени для че­ловека. Героиня слышит «голос вечности», звучащий «с неодоли­мостью нездешней». Сосредоточенность на мысли о смерти ставит стихотворение А. Ахматовой в один ряд с раздумьями лирического героя в стихах конца 1820-х - 1830-х годов, в том числе в элегии «Брожу ли я вдоль улиц шумных...»(тоже написанной четырехстопным ямбом, 1829). В сонете, так же, как в элегии, выстраивается цепь антитез, выражающих противоположность жизни и смерти. Цветению и сиянию жизни («цветущая черешня», \ «Сиянье легкий месяц льет») у Ахматовой уделяется центральное

место, в отличие от стремления лирического героя АС. Пушкина в каждой примете жизни «угадать» «грядущей смерти годовщину». Фоническое своеобразие пушкинской элегии построено на ассо­нансном звуке «у», который уже с первой строфы, когда неясно

Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных,- Я предаюсь моим мечтам... Такой звуковой символизм заметен и в дальнейшем: Я говорю: промчатся годы...

Гляжу ль на дуб уединенный...

И хоть бесчувственному телу Равно повсюду истлевать...

И равнодушная природа...

Контрастом к такой минорной тонике являются стечения глас­ных в последней строчке (в тексте остальных строф они не подчер­кнуты соответствующей лексикой): «Красою вечною сиять».

У Ахматовой они появляются в самом начале сонета, а во второй строфе использована образная и фоническая реминисценция по­следней строчки пушкинской элегии:

Для ахматовской лирической героини смерть - это дорога к вечности, и она «кажется такой нетрудной», «белой», «светлой». Она одна для всех, и на ней можно встретиться с самым дорогам, заветным, здесь

Все похоже на аллею У царскосельского пруда.

На одну из тех аллей, по которым «бродил» «смуглый отрок» в стихотворении, написанном Ахматовой за сорок семь лет до этого. Так в сонете пересеклись несколько временных пластов: юность и зрелость поэтов, «час», о котором они размышляли в стихотворе­ниях, будущее, которое увидят их потомки, приглядываясь к немым свидетелям их земного существования («...патриарх лесов//переживет мой век забвенный...»; «Здесь все меня переживет,//Все, даже ветхие скворешни...»). События во всех «веках» развиваются парал­лельно, как сюжеты разных писателей, становящихся ровесниками и современниками читателя. Потому для героини Ахматовой оди­наково прекрасны жизнь («чаща изумрудная») и «неодолимость нездешняя» вечности, кажущаяся по мере приближения «еще свет­лее». Вслед за Пушкиным она, освобождаясь от случайного, повер­хностного, стремится быть «ближе к милому пределу», оставляя в земном мире «все» внешнее, принести самое дорогое к «царско­сельскому пруду».

«Родная земля» (1961)

Эпиграф (две последние строчки из стихотворения «Не с теми и кто бросил землю...») возвращает к событиям и настроениям сорокалетней давности. Вспоминая снова «тех, кто бросил землю», лирическая героиня полемизирует с тем, как эмигранты определяли причины отъезда. Постоянным для них было возвышение своего выбора как отказа от родины ради свободы.

В том же 1961 г. в Париже вышла книга одного из «младших» акмеистов - «Вклад русской эмиграции в мировую культуру». В эмиграции Адамович стал главой «парижской школы» русских поэтов, одним из наиболее известных критиков. Сравнивая литературный процесс в России и зарубежье, он писал: «У нас в эмиграции талантов, конечно, не больше. Но у нас осталась непри­косновенной личная творческая ответственность -животворящее условие всякого духовного созидания,-у нас осталось право вы­бора, сомнения и искания, и поэтому в некоторых областях нам в самом деле суждено было представлять ту Россию, голос которой на родной земле был в течение сорока с лишним лет заглушён».

Лирическая героиня Ахматовой, напротив, понимает свободу как ощущение единства с народом и страной. Для нее родина «ни в чем не замешана», не виновата в бедствиях людей, сама «немот­ствует» вместе с ними. Свобода поэта неразрывна с чувством долга: он может писать «О ней стихи», только видя происходящее изнутри. Для подтверждения своей мысли автор использует целый ряд реми­нисценций из классических образцов русской гражданственной и патриотической лирики. Композиционное построение стихотворе­ния аналогично лермонтовской «Родине» (1841). Первое восьми­стишие А. Ахматовой, как и начальная строфа у Лермонтова, посвящена опровержению привычного понимания патриотизма:

В заветных ладанках не носим на груди, О ней стихи навзрыд не сочиняем, Наш горький сон она не бередит, Не кажется обетованным раем...

Здесь живут, «хворая, бедствуя», отдыхая от забот в «горьком сне», не веря иллюзиям, «не вспоминая даже» о родной земле. Лирическую героиню, как и весь народ, с которым она чувствует свое единство («мы»), сроднила с ней будничная реальность, сама

Да, для нас это грязь на калошах, Да, для нас это хруст на зубах...

Реалистическая конкретика образа России вызывает ассоциации с лирикой. Впечатление усиливают ритмические переклички: использование шестистопных строчек в вольном ямбе первого восьмистишия А. Ахматовой заставляет вспомнить некрасовские «Родину» (1846) и «Элегию» (1874), в которой в свою очередь видны пушкинские реминисценции (прежде всего, из «Деревни»,--1819). Аналогия с трагическим пафосом «Элегии» важна для пони мания того, как у Ахматовой воплощается тема поэзии. Сходно с, жизнь поэта у нее предстает битвой за «достойные» идеалы народного счастья. Художник обязан разделить судьбу своей страны, не мысля делать ее «в душе своей/предметом купли и продажи». Снова его «неподкупный голос» должен стать «эхом... народа»:

Любовь и тайная свобода Внушали сердцу гимн простой, И неподкупный голос мой Был эхо русского народа.

(. *КН, Я. Плюсковой», 1818)

Ахматовский «гимн простой», построенный на «не сочиненных» образах (их реальность подчеркивалась междометием «да» в девятой и десятой строчках), заканчивался философским обобщением. Три­надцатая строчка начиналась союзом «но», так как заключительная мысль по своему возвышенному тону противоречила намеренной сниженности предшествующих деталей. Лирическая разработка об­раза «родной земли» придала особую пронзительность утверждению правоты тех, кто не «бросил» страну, чтобы «стать» ее историей:

Но ложимся в нее и становимся ею,

Оттого и зовем так свободно - своею.

Смысловая многоплановость подчеркнута ритмической поли­метрией. Первые восемь строчек, в которых обрисовывается «стран­ная любовь» к отчизне (Лермонтов, «Родина»), написаны вольным ямбом. Его сменяет трехстопный анапест в четверостишии, в котором от отрицания привычных примет патриотизма («Не носим на груди», «не сочиняем», «не вспоминаем даже») лирическая героиня переходит к характеристике важных для нее черт «родной земли» («Да, для нас это...»). Заключительное двустишие (четырех­стопный анапест) - смысловая вершина стихотворения, резко от­личающаяся по интонации. Такой интонационный перепад отличает и ряд стихотворений («Что ни год - уменьшаются силы...», 1861; «Надрывается сердце от муки...», 1863), в которых поэт, «оглушенный» звуками «Барабанов, цепей, топора», только силой лирического «провидения» представлял «весну золо­тую» над «отчизной», где бы

В просторе свободы

Все в гармонию жизни слилось...

(«Надрывается сердце от муки...»)

Столетие спустя Ахматова, отвергая такой уход от реальности, находила внутри нее основания для возвышения человека. Эпоха, назвавшая современников поэта «бесслезней,//Надменнее и проявила их силу духа. Не ожидая «обетованного рая», награды, нетления, сознавая, что все смешается в «прахе» истории, они Ni поэтизируют свою судьбу, не сетуют, не сочиняют о ней «стихи», а находят высшее проявление свободы в самоотвержен­ности, видя свое достояние в том, чтобы назвать «своею» «родную землю».

Стихотворение «Я научилась просто, мудро жить...»

Поэтический феномен Ахматовой не исчерпывается ее собственным ироничным признанием: «Я научила женщин говорить...» В лирике Ахматовой нам близки и понятны не только яркие переживания женского сердца, но и глубокие патриотические чувства поэта, пережившего вместе со сво­им народом трагические события двадцатого века. Лирика «я Ахматовой философична и генетически связана с русской

классикой, прежде всего с Пушкиным. Все это позволяет

говорить о ней как об одном из лучших поэтов двадцатого века.

Стихотворение «Я научилась просто, мудро жить...» на­поминает нам о молодой поэтессе, только что издавшей свои первые сборники «Вечер» (1912) и «Четки» (1914), которые сыскали одобрительные отзывы знатоков и благосклон­ность разборчивого читателя. Неожиданные метаморфозы лирической героини, ее изменчивость, подлинность и дра­матизм ее переживаний, поэтическое мастерство автора них книг привлекают нас и сейчас.

Четки», посвященные в основном теме любви, открываются эпиграфом из Баратынского:

Прости ж навек! но знай,

Что двух виновных,

Не одного, найдутся имена

В стихах моих, в преданиях любовных.

Читая стихотворения цикла, замечаешь, что во многих из них присутствует, кроме лирической героини, облик которой меняется, еще и лирический адресат : лирическое «я» и лирическое «ты». Стихотворение «Я научилась...» вос­принимается как лирическое повествование героини, от­правная точка которого - «я», а конечная - «ты».

Первый стих звучит как утверждение лирической геро­ини («я»), подчеркнутое формой глагола и убедительное в с моей афористичности. Лирическое «ты» появится в послед­ит, I it строфе и прозвучит в контексте предположения:

которое подчеркнет психологическую глубину переживаний Лирической героини и придаст новый оттенок ее «я».

Это оттеняет значительность и постоянность обозначае­мых ими действий и состояний. 1-я строфа стихотворения - это одно сложноподчиненное предложение, главная часть которого сильно распространена и построена по принципу син­таксического параллелизма, усиленного градацией {просто, мудро), что подчеркивает интонацию утверждения. Однако ударный «и» в словах «научилась», «жить», «молиться», «утомить» привносит какую-то пронзительную ноту, что не­сколько контрастирует с самим содержанием утверждения о том, что найдено средство излечиться от любви. Слово «лю­бовь» не произнесено, здесь - некая «фигура умолчания», на смысл которой намекает поразительная метафора «уто­мить ненужную тревогу». Лирическая героиня предстает пе­ред нами сильной, гордой, но в то же время одинокой и стра­дающей. Ее духовный мир богат, она стремится к простой и праведной жизни («просто, мудро жить», «молиться Богу») и этим близка автору - Анне Ахматовой.

2-я строфа открывает новые стороны образа лирической героини, укрепляя ее связь с автором. Мотив вечерней про­гулки, продолжая звучать, наполняется сначала таинствен­ностью, благодаря звукописи («шуршат... лопухи»); потом яркость звука и красок усиливается (гроздь рябины желто-красной»), и «ненужная тревога» рождает творческий импульс: лирическая героиня оказывается поэтом. Она дей­ствительно научилась «мудро жить», ибо о «жизни тлен­ной» слагаются «веселые», т. е. жизнеутверждающие, сти­хи. Удивительная певучесть стиха достигается инверсией и какой-то особенной чистотой звука:

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Все глаголы несовершенного вида употреблены в настоящем времени, и сочинение стихов воспринимается не только | как итог тревожного духовного томления, смиренного прия­тия Божьего мира как тленного и прекрасного, но как про­цесс, внутренне, глубинно связанный с этим миром. Неожи­данно возникает неявный лирический мотив осени. Тяжелил. кисть спелой рябины «никнет», а лопухи «шуршат», воз можно, потому что засохли. Эпитет «тленная» в сочетании о осенним мотивом вызывает ассоциацию с Тютчевым («Как увядающее мило!..») и Пушкиным («Люблю я пышное при роды увяданье...»), вписывая ахматовское стихотворение в контекст русской философской лирики. Антитеза «жизни тленной и прекрасной» усиливает это ощущение.

Значимость 2-й строфы, плотность ее поэтического «ве­щества» приумножена неожиданной и яркой рифмой: «ло­пухи - стихи», имеющей глубокий смысл.

Лопухи в овраге и кисть рябины - воспроизведенные автором в соответствии с акмеистским требованием «пре­красной ясности» (М. Кузмин) - детали сельского пейза­жа. Слепневские впечатления, «тверская скудная земля» стали важнейшим мотивом сборника «Четки», убедительно развитым в более поздней лирике. С другой стороны, знаме­нитые «лопухи» - часть того «сора», из которого, по выра­жению Ахматовой, «растут стихи, не ведая стыда». Таким образом, становится очевидным, что творческое кредо поэта складывалось уже в период «Четок».

После 2-й строфы наступает интонационный перелом.
Высокий стиль («слагаю», «тленной», «прекрасной») сме­няется простым слогом. Возвращение из мира поэзии происходит так же естественно, как и уход в него. Появление пушистого кота» как будто вносит ощущение домашнего уюта и умиротворенности, усиленного аллитерацией («лицо - ладонь - мурлыкает умильно»), но замкнутости пространства охранительными стенами дома не возникает. Яркий огонь «на башенке озерной лесопильни», как маяк

Для потерявшего дорогу, и резкий крик аиста - птицы, символизирующей дом, семью, создают тревожный фон ожидания события. На звуковом уровне он выражен чередованием звуков «ш» - «зр» - «пр» - «ш» - «кр» - «ш» - («Лишь изредка прорезывает тишь крик аиста...»)

Финал стихотворения неожидан:

И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу, -

И в то же время оправдан. Психологический подтекст этих стихов очевиден, благодаря усилению, выражения «мне кажется», усилительной частицей, ассонансом («кажется я даже»). Лирическая героиней (того внезапного стука в дверь, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в далекий огонек.

Стихотворение «Я научилась...» - одно из лучших в ли рике ранней Ахматовой. Оно глубоко по содержанию и совер­шенно по форме. Сила чувства и значительность переживаний лирической героини изображены поэтессой с мастерст­вом большого художника. Поэтический язык стихотворении лаконичен, лишен вычурности и сложной символики. Это так называемый «говорной стих», ориентированный на жен скую разговорную речь. На первый взгляд такой стиль отпе чает канонам акмеизма, декларации «радостного любовании бытием » (Н. Гумилев). Впрочем, акмеизм канул в небытие, а Ахматова продолжала «мудро жить» и слагать стихи о жизни «тленной и прекрасной».

Первый шумный успех не предвещал Ахматовой безоб лачного творческого пути. Ей довелось пережить и гонения, и забвение. Настоящая слава пришла к ней уже после смер­ти. Анна Ахматова стала любимым поэтом многих цените­лей искусства как в России, так и за ее пределами.

Анна Андреевна Ахматова

Сжала руки под темной вуалью

© ООО «Агентство ФТМ, Лтд.»

© ООО «Издательство АСТ», оформление

Из книги ВЕЧЕР

La fleur des vignes pousse

Et j’ai vingt ans ce soir.

André Theuriet

То змейкой, свернувшись клубком,

У самого сердца колдует,

То целые дни голубком

На белом окошке воркует,


То в инее ярком блеснет,

Почудится в дреме левкоя…

Но верно и тайно ведет

От радости и от покоя.


Умеет так сладко рыдать

В молитве тоскующей скрипки,

И страшно ее угадать

В еще незнакомой улыбке.

Царское Село

«И мальчик, что играет на волынке …»

И мальчик, что играет на волынке,

И девочка, что свой плетет венок,

И две в лесу скрестившихся тропинки,

И в дальнем поле дальний огонек, -


Я вижу все. Я все запоминаю,

Любовно-кротко в сердце берегу.

Лишь одного я никогда не знаю

И даже вспомнить больше не могу.


Я не прошу ни мудрости, ни силы.

О, только дайте греться у огня!

Мне холодно… Крылатый иль бескрылый,

Веселый бог не посетит меня.

«Любовь покоряет обманно …»

Любовь покоряет обманно,

Напевом простым, неискусным.

Еще так недавно-странно

Ты не был седым и грустным.


И когда она улыбалась

В садах твоих, в доме, в поле,

Повсюду тебе казалось,

Что вольный ты и на воле.


Был светел ты, взятый ею

И пивший ее отравы.

Ведь звезды были крупнее,

Ведь пахли иначе травы,

Осенние травы.

Осень 1911

«Сжала руки под темной вуалью …»

Сжала руки под темной вуалью…

«Отчего ты сегодня бледна?»

– Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.


Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.


Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

Киев

«Память о солнце в сердце слабеет …»

Желтей трава.

Ветер снежинками ранними веет

Едва-едва.


В узких каналах уже не струится -

Стынет вода.

Здесь никогда ничего не случится -

О, никогда!


Ива на небе пустом распластала

Веер сквозной.

Может быть, лучше, что я не стала

Вашей женой.


Память о солнце в сердце слабеет.

Что это? Тьма?

Может быть!.. За ночь прийти успеет

Киев

«Высóко в небе облачко серело …»

Высóко в небе облачко серело,

Как беличья расстеленная шкурка.

Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело

Растает в марте, хрупкая Снегурка!»


В пушистой муфте руки холодели.

Мне стало страшно, стало как-то смутно.

О, как вернуть вас, быстрые недели

Его любви, воздушной и минутной!


Я не хочу ни горечи, ни мщенья,

Пускай умру с последней белой вьюгой.

О нем гадала я в канун Крещенья.

Я в январе была его подругой.

Весна 1911

Царское Село

«Дверь полуоткрыта …»

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко…

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.


Круг от лампы желтый…

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты?

Я не понимаю…


Радостно и ясно

Завтра будет утро.

Эта жизнь прекрасна,

Сердце, будь же мудро.


Ты совсем устало,

Бьешься тише, глуше…

Знаешь, я читала,

Что бессмертны души.

Царское Село

«Как соломинкой, пьешь мою душу …»

Как соломинкой, пьешь мою душу.

Знаю, вкус ее горек и хмелен.

Но я пытку мольбой не нарушу.

О, покой мой многонеделен.


Когда кончишь, скажи. Не печально,

Что души моей нет на свете.

Я пойду дорогой недальней

Посмотреть, как играют дети.


На кустах зацветает крыжовник,

И везут кирпичи за оградой.

Кто ты: брат мой или любовник,

Я не помню, и помнить не надо.


Как светло здесь и как бесприютно,

Отдыхает усталое тело…

А прохожие думают смутно:

Верно, только вчера овдовела.

Царское Село

«Мне с тобою пьяным весело …»

Мне с тобою пьяным весело -

Смысла нет в твоих рассказах.

Осень ранняя развесила

Флаги желтые на вязах.


Оба мы в страну обманную

Забрели и горько каемся,

Но зачем улыбкой странною

И застывшей улыбаемся?


Мы хотели муки жалящей

Вместо счастья безмятежного…

Не покину я товарища

И беспутного и нежного.

Париж

«Муж хлестал меня узорчатым …»

Муж хлестал меня узорчатым,

Вдвое сложенным ремнем.

Для тебя в окошке створчатом

Я всю ночь сижу с огнем.


Рассветает. И над кузницей

Подымается дымок.

Ах, со мной, печальной узницей,

Ты опять побыть не мог.


Для тебя я долю хмурую,

Долю-муку приняла.

Или любишь белокурую,

Или рыжая мила?


Как мне скрыть вас, стоны звонкие!

В сердце темный, душный хмель,

А лучи ложатся тонкие

На несмятую постель.

Осень 1911

«Сердце к сердцу не приковано …»

Сердце к сердцу не приковано,

Если хочешь – уходи.

Много счастья уготовано

Тем, кто волен на пути.


Я не плачу, я не жалуюсь,

Мне счастливой не бывать.

Не целуй меня, усталую, -

Смерть придет поцеловать.


Дни томлений острых прожиты

Вместе с белою зимой.

Отчего же, отчего же ты

Лучше, чем избранник мой?

Весна 1911

Я на солнечном восходе

Про любовь пою,

На коленях в огороде

Лебеду полю.


Вырываю и бросаю -

Пусть простит меня.

Вижу, девочка босая

Плачет у плетня.


Все сильнее запах теплый

Мертвой лебеды.


Будет камень вместо хлеба

Мне наградой злой.

Царское Село

«Я пришла сюда, бездельница …»

Я пришла сюда, бездельница,

Все равно мне, где скучать!

На пригорке дремлет мельница.

Годы можно здесь молчать.


Над засохшей повиликою

Мягко плавает пчела;

У пруда русалку кликаю,

А русалка умерла.


Затянулся ржавой тиною

Пруд широкий, обмелел,

Над трепещущей осиною

Легкий месяц заблестел.


Замечаю все как новое.

Влажно пахнут тополя.

Я молчу. Молчу, готовая

Снова стать тобой, земля.

Царское Село

Белой ночью

Ах, дверь не запирала я,

Не зажигала свеч,

Не знаешь, как, усталая,

Я не решалась лечь.


Смотреть, как гаснут полосы

В закатном мраке хвой,

Похожего на твой.


И знать, что все потеряно,

Что жизнь – проклятый ад!

О, я была уверена,

Что ты придешь назад.

Царское Село

«Под навесом темной риги жарко …»

Под навесом темной риги жарко,

Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.

Старый друг бормочет мне: «Не каркай!

Мы ль не встретим на пути удачу!»


Но я другу старому не верю.

Он смешной, незрячий и убогий,

Он всю жизнь свою шагами мерил

Длинные и скучные дороги.


«Ах, пусты дорожные котомки,

А на завтра голод и ненастье!»

Царское Село

«Хорони, хорони меня, ветер!..»

Хорони, хорони меня, ветер!

Родные мои не пришли,

Надо мною блуждающий вечер

И дыханье тихой земли.


Я была, как и ты, свободной,

Но я слишком хотела жить.

Видишь, ветер, мой труп холодный,

И некому руки сложить.


Закрой эту черную рану

Покровом вечерней тьмы


Чтобы мне легко, одинокой,

Отойти к последнему сну,

Прошуми высокой осокой

Про весну, про мою весну.

Декабрь 1909

Киев

«Ты поверь, не змеиное острое жало …»

Ты поверь, не змеиное острое жало,

А тоска мою выпила кровь.

В белом поле я тихою девушкой стала,


И давно мне закрыта дорога иная,

Мой царевич в высоком кремле.

Обману ли его, обману ли? – Не знаю!

Только ложью живу на земле.


Не забыть, как пришел он со мною проститься,

Я не плакала: это судьба.

Ворожу, чтоб царевичу ночью присниться,

12 сентября 2013, 16:06

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру"

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви,
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.

Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей...
Но больше нет ни слез, ни оправданий.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.

И от лености или от скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, бояться разлуки
И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.

Всё расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?

Днем дыханьями веет вишневыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес,-

И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам...
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.

А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.

Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.

Я-то вольная. Все мне забава, -
Ночью Муза слетит утешать,
А наутро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.

Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад...
Черный ветер меня успокоит,
Веселит золотой листопад.

Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать?

Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Зачем последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп -
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей,
За то, что я верна осталась
Печальной Родине моей.
Пусть так, без палача и плахи
Поэту на земле не быть,
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть...

Забудут? - Вот чем удивили,
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас,
А Муза и глохла и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.

Обновлено 12/09/13 16:47 :

А ты теперь тяжелый и унылый,
Отрекшийся от славы и мечты,
Но для меня непоправимо милый,
И чем темней, тем трогательней ты.

Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,
Что наяву, не знаешь, что во сне,
Но зелены мучительные очи, -
Покоя, видно, не нашел в вине.

И сердце только скорой смерти просит,
Кляня медлительность судьбы.
Все чаще ветер западный приносит
Твои упреки и твои мольбы.

Но разве я к тебе вернуться смею?
Под бледным небом родины моей
Я только петь и вспоминать умею,
А ты меня и вспоминать не смей.

Так дни идут, печали умножая.
Как за тебя мне Господа молить?
Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не мог ее убить.

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Обновлено 12/09/13 17:03 :

Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
...А я была его женой.

Строение атома